Мой Аэродром - Леонид Плешаков. Часть 1

Этот рассказ взят из старой подшивки журнала "Смена", средины восьмидесятых. Номер журнала установить не удалось.
Кратко о рассказе: Это рассказ-мемуары от имени мальчишки, жившего в маленьком городке под Москвой. О последних годах войны, как их видел мальчик-шестиклассник, что происходило вокруг него. О жизни того времени, о Дне Победы. И конечно-же о аэродроме, о самолетах и о летчиках! Трудно представить более героического человека, чем пилот красноармеец, во времена Великой Отечественной Войны.
Мне рассказ показался несколько скучным, натянутым и неестественным. Образы его участников - чрезмерно драматизированными. Я думаю, дело или в мастерстве автора, или просто это заказной рассказ.
Но это всё не важно, главное - это то величайшее уважение, и дань памяти летчикам Великой Отечественной. И всей авиации того времени. И просто жизни в то тяжелое, военное время. И всем людям, кто прошел войну и выжил, и тем, кто не прошел. Чьи самолеты и танки и по сей день достают из Полесских болот... Для меня, как авиатора, и как виртуального пилота Ил-2, и просто, как человека, это значит очень многое.



Мой Аэродром

Леонид Плешаков

Мне и моим товарищам здорово повезло, оттого что в нашем детстве был собственный аэродром.
Он находился в Подмосковье и был отгорожен от стороннего взгляда высоким, выкрашенным в зеленый цвет дощатым забором и несколькими тесными шеренгами молодых елок за ним. Самолеты заходили на посадку перпендикулярно к шоссе и, теряя высоту, в последний момент перед полосой просто ныряли за эту двойную зеленую стену, и нам никогда не удавалось увидеть их бегущими по земле. Они исчезали будто в никуда, только надрывный взрев моторов, доносившийся оттуда, говорил, что летчики гасят скорость.
С этой стороны к автомагистрали подходило колхозное поле. Дальним концом оно упиралось в опушку леса, еще двумя сторонами — в торцы улиц нашего поселка. Так что, возвращаясь на аэродром всегда одним и тем же маршрутом, самолеты обязательно проходили над самыми крышами наших домов, денно и нощно напоминая о беспокойном соседе.
Как ни странно, но этот не смолкающий в небе рев вовсе не раздражал. И дело, думаю не в том, что ухо, адаптировавшись к его постоянному присутствию, перестало его замечать. Скорее все-таки это происходило потому, что шла война и наш аэродром с бесконечными посадками и взлетами самолетов был для нас, если можно так выразиться, одним из материализованных образов войны. Его голос был отголоском той жестокой битвы, что откатывалась все дальше и дальше на запад. И каждодневные встречи с крытыми машинами, которые возвращались "оттуда", чтобы чуть передохнув, снова улететь "туда", давали нам некоторое право считать себя сопричастными к их боевым делам. Наверное, именно поэтому нам не мешало, что они постоянно утюжили небо над самыми головами, их рев был родным для нас звуком.
Наша школа стояла в конце поселка. Из окон классов, смотревших в сторону поля, было хорошо видно, как самолеты, сделав левый разворот, с уже выпущенными шасси прицеливались к посадочной полосе. Они пролетали так близко от нас, что было невозможно не проводить их взглядом. Иногда они проходили точно над нашими головами, и тогда согласно каким-то законам резонанса стекла окон и даже предметы в классе начинали мелко-мелко вибрировать. Мы отлично разбирались в марках машин и умели только по гулу, когда самолет находился еще за пределами нашего обзора, определять, кто летит: мордастенький ли "Лавочкин", юркий "Як", элегантный "Пе-2", пузатый "Дуглас" или с высоко задранным килем "Бостон". Существовала даже игра: заслышав гул мотора, кто-нибудь заранее называл марку. а через несколько мгновений мы сверяли, верно ли угадано. Не помню, чтобы кто-нибудь хотя бы раз ошибся. Иногда в привычной полифонии раздавались малознакомые тона. Это случалось, если к нам наведывались редкие залетные птицы вроде "Пе-8" или "ТБ-3". Четверки их моторов издавали такой густой сглаженный рев, что от него сам воздух начинал как бы басовито гудеть. В такие моменты мы всем классом кидались к окнам, и наши бедные учительницы даже не пытались призвать нас к порядку.
( Читать дальше )

Мой Аэродром - Леонид Плешаков. Часть 2

Мы любили приглашать летчиков к себе в школу. Актового зала у нас не было поэтому встречи чаще всего проходили поклассно, и это как-то сразу настраивало на доверительный разговор, который никогда не получался при бестолковом всешкольном скоплении нашей галдящей и плохо управляемой публики. Летчики всегда приезжали группой, так что у каждого класса был свой гость.
Вот так однажды к нам в шестой пришел капитан лет двадцати пяти. Высокий поджарый, схваченный скрипящими ремнями новой портупеи, он, от начищенных до блеска хромовых сапог до хорошо пригнанной отутюженной гимнастерки, поразил нас своей неуловимо франтоватой выправкой. На груди у него не было ни орденов, ни орденских планок, только золотая звездочка на алой колодке. Так близко Героя Советского Союза мы видели впервые. Мы знали, сколько требовалось сбить' вражеских самолетов, чтобы быть удостоенным этого высокого звания, и приготовились слушать захватывающие истории о воздушных боях, в которых наш капитан, несомненно, одерживал блестящие победы. Однако он с этим не торопился. Обрисовав общее положение на фронте, и выразив уверенность, что весной войне придет конец, он стал рассказывать о своих замечательных фронтовых товарищах. Наконец, набравшись храбрости, мы спросили:
— А за что вам присвоили звание Героя Советского Союза?
— Я совершил около трехсот боевых вылетов...
— А сколько сбили самолетов?
— Всего один. Да и то не я, а мой стрелок-радист. Я ведь летаю на штурмовике «Ил-2». Наше дело — наземные цели, а не воздушные. В небе чаще все-таки сбиваем не мы, а нас.
( Читать дальше )