WDKeeper`s Journal

Сегодня свершился переезд блога с платформы ЖЖ. Что-ж, судя по статистике ухода украинцев с русских ресурсов, скоро там останутся одни беспринципные и ватники, а значит делать там просто нечего. Должен сказать, что даже адекватные мои русские френды перестали что-либо интересное писать с того времени, как началась война. Это их личный выбор, счастливо оставаться. Кросспост я не настраиваю, и в жж постов больше не будет, а данные будут максимально потерты. Потому как меня совершенно не устраивает, чтобы ими торговало ФСБ, раз у них теперь полный доступ к чему угодно (логично что оно им не очень надо, а вот продавать базы - дело выгодное). Остается только пожалеть тех, кто висит в ВК, на Яндексе, в Мэйл.ру... Но это опять-же их личное дело. А меня как в соцсетях никогда небыло, так и не будет, разве может в Фейсбуке, хотя необходимости такой не ощущаю.
Кому интересны официальные причины ухода со всех российских ресурсов:
1) Политика РФ как государства по отношению к моей Родине: массовая ложь, разжигание розни, массовые и жестокие нарушения прав человека, не хочу иметь с этим филиалом Мордора ничего общего, и публично его бойкотирую, во всех проявлениях. Умышленно пишу этот текст на русском, читайте, знайте, что у простого населения Украины (в том числе русскоязычного) силы терпеть русский нацизм кончились, и толерантность тоже на исходе.
2) Прессинг моих сограждан в соцсетях по национальному признаку, в частности ЖЖ, полная неадекватность, ненейтральность и поддержка инфовойны службой поддержки.
3) Призыв СБУ покинуть рунет в связи с возможностью полной официальной передачи информации ФСБ, они давно наложили на наши данные свои лапы и переезд не слишком поможет, но это было последней каплей http://ipress.ua/news/sbu_zaklykala_ukraintsiv_zabyratys_z_rosiyskyh_sotsmerezh_76750.html
4) Посещение рунета фактически является спонсорством РФ и терроризма, благодаря сбору средств за рекламу.
И скажите по моим записям паругодичной давности... кто бы мог подумать что такое случится, и придется такое писать! Но это уже свершилось, и сколько я буду жить - не забуду произошедшего, такое не прощают. Не водить мне больше экскурсий по Киеву для русских, это точно. Как и где-либо в другом месте. Хотя я не оставляю надежды, что с ума сошли не все, потому что знаю пару человек по ту сторону границы, которых не зацепило зомбирование. Тяжело им будет, мужества им, держитесь! Может и Ваша страна когда-то получит шанс стать свободной...

Пока Дримвиз нравится, много конечно отличий, не вполне понятные интуитивно настройки, и их тоже вообще много, пока разберешься :) Сейчас буду разбираться, как тут с френдами обстоят дела, говорят совсем мало пользователей, но раз укржж восновном переезжает сюда, то это ненадолго.

Статья о конфликте Азербайджана и Армении перед самым развалом Союза. Конфликт в Нагорном Карабахе. Мне было очень интересно почитать заметки спецкоров о том, что там делалось, ведь в новостях как всегда говорили мало, и только официальные версии. Еще о конфликте можно почитать здесь: http://ru.wikipedia.org/wiki/Карабахский_конфликт
Меня впечатлил описанный провокационный метод разжигания вражды, когда хорошо вооруженные люди, специалисты военного дела, на БТРе едут по селам и косят мирных жителей прицельным огнем. Причем Советская Армия туда еле добирается, противостоят им еле-еле только пара милиционеров, и причем у враждующих сторон как я понимаю, негде взяться ни лишнему БТРу, ни обученным экспертам военного дела. Это мне напомнило некоторые описания очевидцев современных революций в Египте и Ливии. Схожий сценарий: появляются на транспорте хорошо вооруженные ребята, стреляют мирных жителей и исчезают. Естественно после этого народ в бешенстве. Судя по этой статье, вполне возможно что СССР разваливать тоже помогали...



Сергей Ромейков
Фото Альберта Лехуса, и Валерия Щеколдина
Специальные корреспонденты "Смены"

Груз 200

На языке военных "Груз 200" - это цинковый гроб с телом погибшего...

Стремителен и короток разбег самолета; курс — на Баку.
На борту ИЛ-76МД — десяток журналистов, офицеры политуправления внутренних войск МВД СССР. Но самолет грузовой, и, значит, мы не более чем довесок к основному грузу. Везем хлеб и пластиковые щиты. «Для защиты от демократии»,— сказал кто-то.
...Военный аэродром в Баку встречает сгущающимися сумерками. Мы выпрыгнули на бетонку взлетно-посадочной полосы — размять ноги, перекурить. Никто нас не ждал. Рядом — такой же, как и наш, ИЛ-76 с откинутым хвостовым трапом. К нему вереницей съезжаются автобусы, крытые и открытые грузовики, десятки перегруженных, на просевших рессорах, легковушек с беженцами. Главным образом семьи офицеров. Женщины, старики, дети. На подножках машин — автоматчики в бронежилетах и касках.
Первые интервью. Без имен и фамилий, ведь мужья остаются здесь...
— Нас обстреляли несколько раз. — Молодая женщина в выбивающемся из-под пальто халате прижимает к себе грудного ребенка. — Приходилось ложиться на пол в автобусе, вповалку...
— Куда, к кому вы летите сейчас?
— Не знаем, никто не знает... Нам все равно, лишь бы отсюда.
Проходящий мимо капитан, не целясь в диктофон, произносит несколько раз подряд:
— Нам бы только семьи от править, только отправить бы семьи в Россию, а потом...
Никто и не думал нас разгружать. Один из пилотов:
— Я здесь трое суток прокукарекал с 37 тоннами продуктов на борту... А тут — щиты... — Он сплюнул и отошел в сторону злой.
Щиты — несколько сотен — разгружали прилетевшие: подполковники и полковники, спецкоры и фоторепортеры. Управились, однако, уже в глубокой темноте. Кто-то обратил внимание на горизонтально повисшую луну. Заканчивался день 25 января 1990 года.

Миклаш Иштванович сидел под портретом Николая Ивановича Рыжкова и курил. Горела свеча.
Электричество было во всем городе, по всей Гяндже (бывший Кировабад). А в здании, где разместилась специальная моторизированная часть милиции, света не было. Не было также воды и тепла.
В Гяндже подполковник Миклаш Иштванович Дубравка, мадьяр по национальности, с марта 1989-го, до этого — год в Степане, как называют здесь военные столицу НКАО. Опыт общения с местным населением, как говорится, имеется.
— Завтра БТР на площадь выведу, башней по сторонам покручу — свет будет...— говорит мягко, с навсегда оставшимся западноукраинским акцентом.
О нем рассказывают: в разгар степанакертских волнений, когда буквально все население столицы НКАО высыпало на главную площадь города и круглосуточно митинговало, вздумал Миклаш... подстричься. Через толпу, в форме подполковника милиции, твердо прошагал к центральной гостинице «Карабах» — там парикмахерская. На крыльце непробиваемым кольцом люди. Миклаш, могучий, пышноусый красавец, вы бросил вверх сжатый кулак правой руки: «Миацум!» («Единство!») Толпа ахнула, да что толпа — автоматчики отшатнулись от неожиданной «выходки» подполковника-полиглота. Вошел в здание, подстригся, со словами «Сдачи не надо!» отдал 5 рублей и был таков. На следующий день его нашли, торжественно вручили 10 рублей и пригласили приходить еще... Вот такой он, Миклаш Дубравка.
А сейчас молчит, курит.
( Читать дальше )

Статья говорит сама за себя. Мы практически ничего не знаем о войне, которая была так близко... В каждом многоквартирном доме живут сейчас воины-афганцы, или их семьи, потерявшие на этой войне родных. А мы ничего практически не знаем о том, что тогда происходило. И о том, что сейчас происходит, тоже... Эта статья - всего пара слов, пара кадров, отснятых в Афганистане бойцом-фотолюбителем.

Долгое возвращение

СНИМКИ ЭТИ СДЕЛАНЫ ЛЮБИТЕЛЬСКОЙ КАМЕРОЙ «СМЕНА». УХОДЯ НА БОЕВОЕ, СЕРЖАНТ ВДВ ТАМАРОВ КЛАЛ ЕЕ В ВЕЩМЕШОК РЯДОМ С БОЕПРИПАСАМИ...

Он позвонил домой сразу же из аэропорта: «Я вернулся...»
Он вернулся — из «загранки», из Афганистана, с войны. Оттуда он привез контузию, медаль «За отвагу» и сотни фотонегативов. Царапины на некоторых — как рубцы: фотокамера тоже воевала.
Первый свой снимок Владислав Тамаров сделал в 11 лет. Это сей час, после персональных выставок в Союзе и США, у него «Никон» с полным набором оптики. А тогда...
— Пятнадцатирублевая «Смена-8М», после — «Зенит». Конечно, от аппаратуры многое зависит, но не все... Я вынимал из вещмешка банки НЗ, чтобы взять с собой камеру. О выставках, альбомах там не думал. Я хотел одного, сохранить лица ребят, их взгляды, движения — сам воздух «АФгана».
Из памяти многое сотрется, что-то важное со временем уйдет из души. Фотография сработает как бикфордов шнур, как детонатор: глянешь — и сразу же полыхнет прошлым — болью, надеждой, мужеством...
Остановленное мгновение не всегда прекрасно. Но в данном случае — всегда правдиво. Это та правда, которую мы зовем «окопной». Правда без глянца. И поэтому судить об «афганских» фотоработах В. Тамарова надо по иному счету — тут важны не законы светописи, а сопричастность к происходящему.
...В Афганистане бывший студент Ленинградского пединститута командовал отделением саперов. Мы знаем: сапер ошибается лишь раз. За двадцать афганских месяцев сержант Тамаров не ошибся ни разу. Ни как сапер, ни как фотограф. Он работал честно, профессионально, на совесть.
Я спросил Влада:
— Страшно было?
— Когда ты живешь рядом со смертью, то о ней уже не думаешь. Ты просто стараешься с ней поменьше встречаться…
Помолчав, добавил:
— Страшно умереть, когда до дома-то оставалось совсем немного…
Впрочем, я мог и не спрашивать. Все это есть в его снимках.
Он вернулся... Но порой ловя его взгляд, я ощущал, что он еще там — в дозоре, в рейде, на боевом...
Боже, какое же долгое возвращение...
В. Гуринович.


Узкая тень в знойном Афгане.

И началось!

Где они - дом, мама, любимая...

1)...Бравы ребятушки? 2)Не для семейного альбома

1)Через пять минут он был убит. 2)Обычным маршрутом.

С надеждой вернуться...

Автор снимков - Владислав Тамаров.

Этот рассказ взят из старой подшивки журнала "Смена", средины восьмидесятых. Номер журнала установить не удалось.
Кратко о рассказе: Это рассказ-мемуары от имени мальчишки, жившего в маленьком городке под Москвой. О последних годах войны, как их видел мальчик-шестиклассник, что происходило вокруг него. О жизни того времени, о Дне Победы. И конечно-же о аэродроме, о самолетах и о летчиках! Трудно представить более героического человека, чем пилот красноармеец, во времена Великой Отечественной Войны.
Мне рассказ показался несколько скучным, натянутым и неестественным. Образы его участников - чрезмерно драматизированными. Я думаю, дело или в мастерстве автора, или просто это заказной рассказ.
Но это всё не важно, главное - это то величайшее уважение, и дань памяти летчикам Великой Отечественной. И всей авиации того времени. И просто жизни в то тяжелое, военное время. И всем людям, кто прошел войну и выжил, и тем, кто не прошел. Чьи самолеты и танки и по сей день достают из Полесских болот... Для меня, как авиатора, и как виртуального пилота Ил-2, и просто, как человека, это значит очень многое.



Мой Аэродром

Леонид Плешаков

Мне и моим товарищам здорово повезло, оттого что в нашем детстве был собственный аэродром.
Он находился в Подмосковье и был отгорожен от стороннего взгляда высоким, выкрашенным в зеленый цвет дощатым забором и несколькими тесными шеренгами молодых елок за ним. Самолеты заходили на посадку перпендикулярно к шоссе и, теряя высоту, в последний момент перед полосой просто ныряли за эту двойную зеленую стену, и нам никогда не удавалось увидеть их бегущими по земле. Они исчезали будто в никуда, только надрывный взрев моторов, доносившийся оттуда, говорил, что летчики гасят скорость.
С этой стороны к автомагистрали подходило колхозное поле. Дальним концом оно упиралось в опушку леса, еще двумя сторонами — в торцы улиц нашего поселка. Так что, возвращаясь на аэродром всегда одним и тем же маршрутом, самолеты обязательно проходили над самыми крышами наших домов, денно и нощно напоминая о беспокойном соседе.
Как ни странно, но этот не смолкающий в небе рев вовсе не раздражал. И дело, думаю не в том, что ухо, адаптировавшись к его постоянному присутствию, перестало его замечать. Скорее все-таки это происходило потому, что шла война и наш аэродром с бесконечными посадками и взлетами самолетов был для нас, если можно так выразиться, одним из материализованных образов войны. Его голос был отголоском той жестокой битвы, что откатывалась все дальше и дальше на запад. И каждодневные встречи с крытыми машинами, которые возвращались "оттуда", чтобы чуть передохнув, снова улететь "туда", давали нам некоторое право считать себя сопричастными к их боевым делам. Наверное, именно поэтому нам не мешало, что они постоянно утюжили небо над самыми головами, их рев был родным для нас звуком.
Наша школа стояла в конце поселка. Из окон классов, смотревших в сторону поля, было хорошо видно, как самолеты, сделав левый разворот, с уже выпущенными шасси прицеливались к посадочной полосе. Они пролетали так близко от нас, что было невозможно не проводить их взглядом. Иногда они проходили точно над нашими головами, и тогда согласно каким-то законам резонанса стекла окон и даже предметы в классе начинали мелко-мелко вибрировать. Мы отлично разбирались в марках машин и умели только по гулу, когда самолет находился еще за пределами нашего обзора, определять, кто летит: мордастенький ли "Лавочкин", юркий "Як", элегантный "Пе-2", пузатый "Дуглас" или с высоко задранным килем "Бостон". Существовала даже игра: заслышав гул мотора, кто-нибудь заранее называл марку. а через несколько мгновений мы сверяли, верно ли угадано. Не помню, чтобы кто-нибудь хотя бы раз ошибся. Иногда в привычной полифонии раздавались малознакомые тона. Это случалось, если к нам наведывались редкие залетные птицы вроде "Пе-8" или "ТБ-3". Четверки их моторов издавали такой густой сглаженный рев, что от него сам воздух начинал как бы басовито гудеть. В такие моменты мы всем классом кидались к окнам, и наши бедные учительницы даже не пытались призвать нас к порядку.
( Читать дальше )